Китай предстаёт перед миром как символ технологического прорыва и экономического чуда. Однако за этим глянцевым фасадом скрывается сложная палитра повседневных страхов и тревог обычных людей. Это другая сторона Китая, не знакомая туристам, но именно она во многом формирует общественные рефлексы и поведение.
Коллективная память о "веке унижений" - опиумных войнах, иностранных концессиях, японской оккупации и Нанкинской резне 1937г - оставила глубокий след в национальной психологии, породив стойкое стремление к восстановлению силы и статуса, а также подозрительность к внешнему миру.
Однако сегодняшние страхи гораздо более приземлённы и связаны самим существованием китайцев, их свободой, ответственностью и поиском смысла жизни.
Одним из самых насущных является экологическая катастрофа. Загрязнение воздуха ежегодно приводит к тысячам преждевременных смертей, а свинец в атмосфере и пище угрожает здоровью детей, что ярко показал скандал с меламином в детской смеси.
Существуют целые "раковые деревни", расположенные рядом с химическими заводами и свалками, где отравлены вода и земля. Масштабы ужасают: около 16 % территории страны считаются загрязнёнными.
Образовательная система порождает другую форму всепоглощающего страха - гонку за будущее через национальный вступительный экзамен "гаокао". Он определяет судьбу не только ребёнка, но и всей семьи.
Также система прописки "хукоу" создаёт жёсткое разделение на сельских и городских жителей, ограничивая доступ к хорошим школам и работам.
Подготовка к экзамену превращает жизнь школьников в существование между школой, столовой и домом ("сань ес"). Для провалившихся существуют "фабрики гаокао" - жёсткие учебные лагеря с армейской дисциплиной, где один балл может изменить всю жизнь.
Эмоциональное напряжение колоссально: известны случаи, когда родители скрывают смерть близких, чтобы не травмировать ребёнка перед экзаменом, а провал может привести к семейным скандалам и чувству безысходности.
Взрослую жизнь омрачают экономические и социальные ловушки. Рынок недвижимости, долгое время бывший символом надёжности, рушится: цены падают, крупные застройщики вроде Evergrande банкротятся, а "города-призраки", оставшиеся с времён строительного бума, стали мрачным памятником перегреву.
Покупка жилья, которая часто была единственным способом получить городскую прописку и доступ к социальным благам, обернулась для многих финансовой катастрофой и продажей квартир в убыток ("жоу").
Социальное давление проявляется и в личной сфере. Число браков стремительно снижается. Молодёжь испытывает колоссальный прессинг со стороны родителей, требующих создать семью. При этом традиция выкупа за невесту ("сайли") может достигать астрономических сумм в сотни тысяч юаней, а на "уголках знакомств" в парках родители выдвигают жёсткие материальные требования к потенциальным партнёрам своих детей. Всё это породило даже такой феномен, как аренда партнёра для встреч с роднёй на праздники.
Страна попала в глубокую демографическую ловушку из-за политики одного ребёнка. Теперь один работающий человек часто должен содержать двух родителей и четырёх бабушек с дедушками. При этом стоимость воспитания ребёнка до 18 лет колоссальна - в среднем 485 тыс. юаней, а в мегаполисах достигает миллиона, что порождает культ гиперопеки и бесконечных дополнительных занятий ("тиуа").
Над всеми этими страхами нависает цифровая архитектура контроля. Система социального рейтинга, состоящая из разрозненных баз данных, оценивает граждан по множеству параметров: образование, налоги, нарушения. Её дополняет тотальная слежка с помощью сотен миллионов камер с распознаванием лиц, мгновенно реагирующих на любые проступки.
Ключом к пониманию многих социальных реакций является глубинная концепция "лица" - социальной валюты, отражающей репутацию и статус, уходящей корнями в конфуцианство. Страх потерять "лицо" заставляет людей избегать публичных конфликтов, скрывать неудачи и создавать иллюзии благополучия.
Существуют целые сервисы по аренде офисов, чтобы показать родственникам фиктивное место работы, ведь безработица воспринимается как личный позор. На переговорах предпочтительнее молчание или уход, чем прямой отказ, потому что "позор страшнее бедности".
Этот постоянный страх "социального падения", настоящей социальной смерти, порождает явления вроде "тан пин" ("лежать плашмя") - молодёжной меланхолии и отказа от бессмысленной гонки.
Уровень безработицы среди молодёжи достигает исторических максимумов, выпускники вузов не находят работы, а опытные сотрудники вытесняются более дешёвой и энергичной молодёжью. Конкуренция стала всеобщей и беспощадной.
В конечном счёте, страхи китайцев оказываются удивительно универсальны: страх неудачи, желание благополучия для детей, тревога о будущем, потребность в социальном признании.
Китай становится зеркалом, в котором отражаются жесточайшая конкуренция, усиленная специфическим культурным кодом.
Понимание этих страхов позволяет увидеть не только истинное лицо современного Китая, но и лучше понять движущие силы человеческого поведения в глобальном мире.